После свадьбы Грейс Келли и принца Ренье в обществе еще больше укрепилась страсть к моде, а звезды и модели аристократичной внешности поднялись в статусе и заняли в этой нечеткой структуре общества центральную позицию. В США началась повальная мода на утонченные образы; этому увлечению во многом способствовала журналистка Евгения Шеппард, автор колонки о моде в New York Herald Tribune. Подобно колумнистам-сплетникам 1920-х годов, которые не спускали глаз с шикарных и элегантных дам, она сделала героинями своих текстов женщин определенной категории. Однако, в отличие от персонажей межвоенных лет, ее звезды мира моды жили исключительно в мире консюмеризма. Чем они занимались и с кем общались, интересовало Шеппард в гораздо меньшей степени, чем то, что они носили. Она начала вести свою колонку сразу после свадьбы Грейс Келли и стала своего рода «чирлидером» индустрии моды, «одной из болельщиц моды», как ее когда-то назвали.

Она стала незаменимым завсегдатаем нью-йоркских вечеринок и вскоре — любимицей всех богатых дам, которые дорожили каждой возможностью стать предметом обсуждения в прессе. Карьера Евгении Шеппард говорит об удивительном перевороте. Если раньше, до свадьбы Грейс Келли, киноактрисы мечтали выйти замуж за аристократа или даже принца крови, то теперь, когда эта цель была в принципе достигнута, родился новый феномен: светские дамы стремились к публичности столь же рьяно и отчаянно, как старлетки. Если в прежние десятилетия самым желанным поводом для упоминания в прессе был новообретенный титул, то теперь всем хотелось, чтобы хвалили их стиль. В статьях Шеппард одежде всегда уделялось центральное место. С помощью одежды женщина могла проникнуть в мир публичности и обосноваться в нем, но она также попадала в зависимость от швейной промышленности.

Законодательницами моды и стиля были Си-Зи Гест, герцогиня Виндзорская (Уоллис Симпсон) и Грейс Келли, а также Барбара (Бейб) Пейли, Глория Гиннесс, Слим Кит и Марелла Аньелли и прочие «трофейные» жены — они вышли замуж за таких богачей, что теперь могли свободно посвящать свою жизнь красоте. Утонченные, элегантные, привлекательные — они задавали стандарты шика своего времени. В Европе и Америке на них смотрели как на «жриц светских искусств, высших божеств с тайным знанием красоты, моды, украшения и развлечения».

Пресса заискивала перед ними; к наиболее заметным льстецам принадлежал Трумен Капоте, который стал приближенным нескольких из них. Обаятельный любитель сплетен, он преклонялся перед богатством и вкусом этих женщин, их грациозной элегантностью. Поразительно, что ни одна из них на самом деле не была высокого происхождения. Кроме их богатства и вкуса, которые вызывали в Капоте — и не в нем одном — благоговение и зависть, его притягивало к ним еще и то, что у каждой из них была «своя необычная история»: «Мало кто из них родился знатным и богатым; не всегда они гладко скользили по спокойным серебряным водам жизни, они боролись, интриговали, даже дрались за то, чтобы стать тем, кто они есть теперь», — пишет биограф писателя. «Все они создали себя сами, как и он. Каждая из них, как он говорил, была художницей, “чьим единственным творением была ее собственная преходящая сущность».