Внезапный рост промышленных состояний изменил светскую жизнь не только в Соединенных Штатах. Богачи, желая стать привлекательнее и образованнее, путешествовали по Европе, в особенности по Франции и Великобритании — странам, в которых богатство смешивалось с институциализированными социальными привилегиями. Приезжая во Францию Наполеона III, американские миллионеры обнаруживали, что верхушка общества не брезговала новыми деньгами. Их расточительность поддерживала праздничную элегантность и хвастовство жизни элиты и, соответственно, помогала двору выскочек доказывать свое превосходство. Щедрые траты американцев приветствовались и в Англии, особенно в конце правлений Виктории и Эдуарда. Эдуард, принц Уэльский, мало заботился о скучных придворных формальностях и свободно общался с теми, кого романист Эдит Уортон назвал «джентльмены с тощими родословными и тугими кошельками». Множество банкиров и миллионеров, которые раньше никогда не приближались к королевской семье, оказались в высшем обществе, собиравшемся в Лондоне, а также в загородных домах Эдуарда: Мальборо-хаусе и Сандрингеме. Некоторые приезжали, потому что их дичилась американская элита, другие — потому что восхищались «настоящей аристократией» Англии. (Уильям Уолдорф Астор в 1890 году отвернулся от «пошлой» Америки и обустроился в Англии, купив барочный особняк Клай-Веден, один из самых красивых домов в стране, и наполнив его сокровищами, которые свез со всей Европы.) Принц разделял любовь плутократов к роскоши и их желание вести дорогостоящий образ жизни. Он также обнаружил, что эти богачи часто разделяли его страсть к театру и актрисам.
Первые американцы, приехавшие в Англию, были удивлены самой стоимостью участия в лондонской жизни, в которой ритуалам не было числа, и одни светские мероприятия сменяли другие. Хозяева должны были принимать гостей со всем мыслимым радушием, а женщины быть нарядными и прекрасными в любое время. Однако новички оказались не из пугливых. Американские миллионеры были более богаты и материалистичны, чем большинство европейцев. Их стяжательство контрастировало с традиционным равнодушием английских аристократов (правда, иногда наигранным) к вещам и деньгам. Новые вещи, за исключением модных изобретений, не очень интересовали аристократию, а старые ценились, лишь если были унаследованы. Как Вита Секвилл-Уэст писала в «Эдвардианцах», обычно «они искали скорее маленькое старое семейство, чем огромное большое состояние». Отношение к вещам изменилось после того, как плутократы начали использовать роскошь для преодоления социальных барьеров, из-за чего жизнь высших классов преисполнилась духом состязательства. Эдвардианские годы — период всеохватного господства денег в британском высшем обществе. Один современник осуждал «безумное состязание», которым сопровождалось повышение стандарта жизни. «Где раньше хватало одного дома, теперь требуется два; где был обед отменный, теперь обед наилучший; где была одежда, или платья, или цветы, теперь больше одежды высшего качества, больше платьев, больше цветов». Английскую аристократию, владеющую землей, все это тревожило, не в последнюю очередь потому, что сельскохозяйственные ренты становились все меньше. Так как богатство все больше определяло статус, превосходство дворян находилось под угрозой. Из-за наплыва в британское общество богатства, и в особенности американского богатства, усилилась конкуренция и на аристократическом рынке женихов и невест. Люди осуждали неприкрытое выставление напоказ, «власть наличных» и «главенство денег» и особо враждебно относились к свержению старых стандартов пошлыми хвастовством и алчностью.
