Куртизанка была человеком «эвфемистическим», маскировавшим свою сущность, плодом развития элегантности, затронувшего все общество с конца XVIII века. В обществе все более ценилась добропорядочность, обычаю издавать откровенные путеводители по сексуальным достопримечательностям Лондона был положен конец. Грубые и беспощадные путеводители вроде «Списка Харриса» (Harris’s List) не романтизировали проституток, не избегали уродства, непристойности и не обходили вниманием физические данные некоторых распутниц. Описания «приземистых, смуглых, круглолицых девок» и «терпимо сложенных» пухлых девиц с «глазами, что [глядели] в обе стороны одновременно» публиковались рядом с описаниями красоток, и все сопровождались именами и адресами.

Однако в 1795 году состоялся суд по делу о непристойности, и «путеводители по проституткам» перестали выпускаться, к тому же издатели заплатили в казну штраф в 100 фунтов стерлингов и провели 12 месяцев заключения в тюрьме. Нравы стали более строгими, и проститутки высшего класса выглядели теперь как уважаемые женщины. Часто Цвета их одежды были ярче, а увлечение иностранными модами сильнее, но во многих отношениях они почти не отличались от женщин светского общества. Этих поддельных леди не пускали в высший свет, но они были неотъемлемой частью публичной сферы.

Отрицательная героиня «Ярмарки тщеславия» Теккерея Бекки Шарп во многом напоминала честолюбивую куртизанку времен Регентства. Беспринципная и расчетливая, но обладающая — благодаря своему полуфранцузскому происхождению — внешним лоском утонченности, она завоевывает сердца нескольких мужчин, выходит за одного замуж и становится любовницей другого, а затем порочный круг ведет ее к более низким ступеням проституции. Она почти что попадает в высший свет и общается с аристократами — чаще всего с повесой лордом Стейном — и все же она не более чем сексуальная авантюристка, стремящаяся к наживе. При этом истинная сущность Бекки Шарп замаскирована и приукрашена, чтобы быть приемлемой для тех читателей, которые предпочитали не замечать порока.

В одном из авторских отступлений в тексте Теккерей пишет: «Пусть кто-нибудь попробует утверждать, что наша Бекки, которой, конечно, нельзя отказать в кое-каких пороках, не была выведена перед публикой в самом благородном и безобидном виде!» Он гордо утверждает, что все, что он включил в ее портрет, было «отменно прилично и приятно» и что «мерзкий хвост чудовища» остался под водой. Лишь «желающие могут заглянуть в волны, достаточно прозрачные, и посмотреть, как этот хвост мелькает и кружится там, отвратительный и липкий, как он хлопает по костям и обвивает трупы». Что любопытно, желание Теккерея не обидеть почтенных читателей разделяла и Харриет Уилсон: ее мемуары содержат любопытные будуарные эпизоды, но лишь туманные намеки на секс. Куртизанок всегда окружал ореол скандала, но часто об их спальнях широкая публика знала меньше всего. Как-то Уилсон даже написала Байрону, упрекая его за бесстыдство «Дон Жуана». Эвфемистичность доминировала в облике и поведении куртизанок, гламур был им нужен, чтобы ослеплять людей и тем самым предотвращать скандалы.

В Лондоне XIX века, как и в Париже, проститутки тоже могли проникать в высший свет. Театры и районы модных магазинов были их излюбленными местами. Среди наездниц, прогуливающихся в Гайд-парке, встречались элегантные женщины, похожие на леди, — но только более красивые, ухоженные и грациозные. Сады развлечений, пассажи и променады были их естественной средой обитания. В начале XIX века «распутницы» Лондона устраивали даже собственные балы, иногда их приглашали на балы-маскарады, которые организовывали Браммелл и компания. Денди очень забавляло, что они приводят куртизанок в масках в уважаемое общество, не боясь разоблачения, — ведь этих женщин почти ничто не выдавало, разве что они вели себя более дерзко, а платье их было более модным.