Королевская семья во многом помогала прессе превратить себя в звездных персонажей и даже направляла этот процесс. По разным причинам технологии голливудского гламура были очень выигрышны и для членов монаршей семьи. Так, для фотосъемки они часто приглашали таких фотографов, как Сесил Битон или Дороти Уайлдинг, которые уже отточили свое мастерство на голливудских звездах и знали, как сделать человека привлекательным на снимке, в том числе при помощи специального оборудования или технологии ретуширования.
Официальный портной Елизаветы Харди Эмис признался, что иногда черпал вдохновение из фильмов, и крой одного из королевских платьев был заимствован у наряда Марлен Дитрих. И все же существовала серьезная разница между королевой, пусть юной и привлекательной, и кинозвездой, очарование которой во многом определялось, во-первых, ее простым происхождением, а во-вторых, тем, что ее лоск и наряды создавались исключительно ради публики.
В 1957 году писатель Мартин Грин, рассуждая о важном отличии между королевским и голливудским гламуром, утверждал, что первый «в основе своей всегда связан с хорошим воспитанием и некоторым образом не оглядывается на публику, тем самым подавая последнему высокомерный урок достойного поведения и сенсации, ради которой и нужна такая жертва». Уважительное, даже почтительное отношение к монархам, принятое по крайней мере в британской прессе, свидетельствовало о том, что привилегии монарха в существующей системе власти по-прежнему велики и публичность церемоний есть лишь необходимая уступка народу. Между наследственным, а следовательно, недостижимым образом монарха и доступным и воспроизводимым образом звезды существовал резкий контраст. Более того, королева Елизавета и принц-консорт Филипп — хоть были моложе и привлекательнее, чем иные из звезд — не обладали ореолом сексуальности — для этого их слишком уважали. Это беспрекословное почтение легло в основу договора королевского дома со своим народом после кризиса отречения 1937 года.
Во время пышной церемонии коронации поведение монархов было исключительно сдержанным и спокойным. Так выражалась дистанция, отделяющая их от публики, которая была не просто зрителями, но верноподданными. Королева видела свою роль отчасти в мистическом свете: ее подготовка к коронации заключалась не в изучении международных отношений, но в ежедневном чтении Писания и размышлениях над ним — темы для них подготовил Архиепископ Кентерберийский. Вспоминая о коронации, модный дизайнер Норман Хартнелл, автор платья, которое было на королеве во время церемонии, подчеркивает величие торжества: «Словно открыли шкатулку с драгоценностями, и камни самых разных цветов просыпались на бархат пола».
Описывая грандиозные костюмы иностранных гостей, он вспоминает: «костюм Его Императорского Высочества из одной ближневосточной страны блистает серебром и фиолетовой расшитой тканью, на головном уборе цвета бордо и аметиста красуются причудливые перья». Еще один принц сравнивается с великолепной яркой птицей «в наряде из парчи цвета ляписа и малахита, украшенном сапфирами и изумрудами». Однако в описании королевы тон его становится намного более сдержанным: «Стройная и благородная, столь изящная в своем сверкающем платье, опустив взгляд и сжав руки», королева прошла «медленно, грациозно и торжественно… к месту своего величия и одиночества».
