Хотя огромные столичные траты помогали богачам завоевать признание, одних лишь финансов никогда не было достаточно. Чтобы добиться расположения общества, деньги Уолл-стрит нужно было обменять на шик Пятой авеню или, если это не удавалось, на европейский титул. Нувориши с увлечением изучали королевские дворы и выдающихся аристократов прошлого. Пытаясь смягчить или скрыть новизну своего богатства, они приобретали символы вкуса и культуры, заимствуя исторические стили и предметы. Искусство и архитектура Античности и Возрождения особенно почитались теми, у кого были аристократические претензии. Правда, одалживание вкуса редко происходило со вкусом. В частности, существовало необычайное состязание в постройке величавых особняков на Пятой авеню в Нью-Йорке и «расфуфыренных дворцов» в итальянском, готическом и восточном стилях. Эти дома были не частными резиденциями в строгом смысле, а материальными манифестациями богатства и театрами статуса. Мраморный дом Вандербильтов на Оушен-драйв в Ньюпорте — с золотым бальным залом, старинной бронзовой мебелью в столовой, портретами «короля-солнца» и копией его бюста работы Бернини на лестничной площадке второго этажа — отражал одержимость его хозяина Людовиком XIV. Портрет архитектора дома висел рядом с портретом архитектора Версаля. Американские писатели и художники, не менее чем британские, высмеивали эклектизм нуворишей и их претензии. Недовольство образом жизни богачей высказывали в основном законодатели вкусов, а большинство людей находили это выставление напоказ впечатляющим и восхитительным.

Чаяния миллионеров о славе и признании воплощали собой богатые наследницы. Они старались поймать в сети «престижного» мужа, и их охота детально освещалась прессой. На это существовало несколько причин. Во-первых, в мире богатых женщины играли символическую роль. По мнению американского ученого Торстейна Веблена, который в 1896 году написал книгу об американском «праздном классе», часто цитируемую и сейчас, богатство и праздность демонстрировались для того, чтобы утвердить знатность и цивилизованность. И главными актерами этого спектакля были женщины, ведь обязанности показного досуга и потребления перешли к ним. Таким образом, миллионеры старались вырастить дочерей, которые выглядели бы и вели себя как леди. Пресса же обнаружила, что читатели, привыкшие к новостям об артистках, увлекались и историями из жизни наследниц — очаровательных и симпатичных, в отличие от их закоснелых отцов. Некоторые наследницы были более интересны, чем другие: так, например, пять сестер Лангторн из Вирджинии, все как на подбор яркие личности, необычайно прославились в 1890-е годы благодаря своей красоте, характерам и разборчивости; замужество каждой привлекало невероятное внимание прессы. Истории о наследницах получали новое измерение, когда некоторые из богатых красоток отправлялись в Европу в поисках титулованных мужей. За границей к этим девушкам — «пираткам», по меткому выражению Эдит Уортон, — в целом относились не очень-то уважительно. Оставляя «знаки высокого социального положения» на родине, они оказывались объектом нападок отдельных людей и прессы. Однако некоторые европейские аристократы прельщались наживой и вступали в брачные узы с женщинами из «неблагородных» семей. Вскоре богатые наследницы стали публичными фигурами, сообщения о которых постоянно печатались в газетах и журналах.