Выступала в «Фоли-Бержер» — самом знаменитом варьете и кабаре, настоящей «кузнице звезд». Основанный в 1869 году по образцу лондонского театра «Альгамбра», который напоминал огромный восточный дворец, «Фоли-Бержер» стал первым парижским мюзик-холлом. В 1886 году в театре сменилось руководство, и он превратился в сцену, на которой выступали самые разные известные исполнители Франции и других стран. Главные звезды 1890-х годов были кокотками, их спектакли, некое подобие искусства, являлись способом разрекламировать, предложить себя публике. Люди приходили посмотреть не на театральное действо, а на них, на их легендарные тела, сказочные костюмы и бесценные драгоценности. Если Прекрасная эпоха, как утверждают, была эпохой преклонения перед женской сексуальностью и красотой, то «Фоли-Бержер» — главным храмом этого культа. В нем проходили зрелищные представления, и в то же время по его крытой галерее разгуливали самые известные проститутки района. Иностранцы валили в варьете толпами; их непреодолимо влекло насладиться сочетанием эротического спектакля и сексуальной коммерции. Знаменитая картина Мане «Бар в “Фоли-Бержер”» изображает блеск и веселье этого заведения, но печальное лицо барменши, которая находится в самом центре картины, свидетельствует об одиночестве женщины и намекает на безрадостную отставку тех, кто служит в театре.

Каролина Отеро была уже известна, когда в 1893 году состоялся ее дебют в «Фоли-Бержер». Жгучая испанка стала символом этого варьете на десять лет. Мировой славы она добилась после ряда заграничных гастролей, начавшихся с ее триумфальной поездки в Нью-Йорк в 1890 году. На заграничные гастроли она отправлялась каждую весну и побывала в Лондоне, Вене, Берлине, Риме, Цюрихе, Санкт-Петербурге, Будапеште и других городах. Она отлично знала свои достоинства, и на каждом выступлении уверенно всех очаровывала. Отеро поражала публику андалузскими чертами лица, цветом кожи и волос и соблазнительными танцами. Некоторые считали ее экзотичной — вероятно, из-за сочетания ярких костюмов, драгоценностей и эротического танца.

«На ее бедрах написаны заклинания Востока», — восклицал Ле Ру. Одним из ее фирменных танцев было танго, хотя на многих фотографиях она изображена с кастаньетами. Все ее выступления несли в себе страсть и цвет Испании или Латинской Америки. Ее движения были гибкими и соблазнительными. Она могла переключиться с быстрой волнующей поступи на медленные вращения вокруг оси: это дразнило зрителей, уже ошеломленных ее облегающим костюмом и черными чулками — в таком наряде она танцевала, когда снимала верхнюю одежду, украшенную драгоценностями. Ее представления — спектакли тела, в которых каждая его часть по очереди возбуждала чувственность публики. Отеро дразнила зрителей-мужчин, которые не могли не думать о сексе с ней. Как она напишет позже в своих мемуарах: «Разве истинное чувство танца — не пантомима любви?». Писательница Колетт, ее подруга и поклонница, рассказывала о ее жадности к еде и о том, что она любила, даже в старости, танцевать с утра пораньше. Она выступала пылко и страстно на любой сцене в любой стране; ее провозглашали самой лучшей и обольстительной танцовщицей, самой красивой и блестящей женщиной. Похвалы и подарки текли рекой, приглашений становилось все больше. Изначально Отеро подписала контракт с «Фоли-Бержер» на 5 тысяч франков в месяц, но ее гонорар возрос до 35 тысяч в течение тех десяти лет, что она выступала в театре.